Андрей Васильевич Федоров родился в Эстонии. Только место его рождения не имело значения: он был, как все, гражданином СССР. Не имело значения и то, кем он себя считал – графа «национальность» в советском паспорте заполнялась не по месту рождения, а по этническому происхождению родителей. Родители Андрея Васильевича писались русскими, так и он – русский.
Писаться русским в советские времена было выгодно. Эстонцем – нет; многих эстонцев после того, как в их страну пришла советская власть, вывезли в Сибирь, сажали за решетку, уничтожали. Графа «национальность» в паспорте государства объединяла двести народов, позволяла считать и следить непокорных «нерусских», ограничивать им доступ к образованию и власти, переселять и перемешивать, не позволять роиться.
В демократических государствах паспорт – это документ, по которому гражданина выпускают заграницу. В Советском Союзе в нем ставили отметки о браке, детей, про место работы и постоянном проживаним, и, даже про длительные командировки. Единственное, чего не предусматривал закон, – что делать с советским паспортом, если не станет Союза.
«Я не думал, что когда-то Советский Союз развалится, – говорит Андрей Федоров. – В свое время я остался в Эстонии, на родной земле. А мне сказали, что я – человек без гражданства».
Ему 56 лет, и он живет на родной земле – в городе Силламяэ в сорока километрах от российской границы. 90% жителей уезда Ида-Вирумаа – русскоязычные. Несмотря на границу Эстонии и Европейского Союза, что отграничивает эту местность от России, здесь царит советский дух.
Федоров выучился на инженера в холодильном институте в Ленинграде. По завершении учебы его, как и большинство выпускников советских вузов, направили на работу туда, где не хватало специалистов. Он выбрал Балту Одесской области, где строили молочно-консервный комбинат.
«Мне нравилось работать с новыми технологиями. А еще на заводе я встретил свою будущую жену – она была аппаратницей. За два года мы с ней вместе вернулись в Силламяэ», – рассказывает Андрей Васильевич. В ответ на вопрос, легко ли было найти работу в эстонском городке, смеется: тогда проблем не было ни с чем, особенно с работой – было бы желание. Эстония была самой богатой республикой СССР: хорошие дороги, высокие зарплаты, продуктов в магазинах хватало.
Читайте также: Эстония стала образцом электронного управления в Европе
В 1940 году Советский Союз, аннексировав Эстонию по договоренности с гитлеровской Германией, начал проводить политику жесткой русификации и этнических чисток, которая после возвращения советских войск в 1944-м превратилась в террор. Многих солдат эстонской армии расстреляли, около четверти коренного населения вывезли в Сибирь. Те, что остались, воспринимали советскую власть как оккупационную и ждали освобождения.
Открытая борьба за независимость Латвии, Литвы и Эстонии началась в 1987 году на либеральной волне перестройки. Это называли «Поющей революцией», ведь главным «оружием» манифестантов были народные песни. Таким образом жители оккупированных стран напоминали, что сохранили собственную культуру и национальную идею. 23 августа 1989 года сторонники независимости, взявшись за руки, соединили живой цепью Вильнюс, Ригу и Таллинн. Стояли в цепи и этнические русские.
Но не Андрей Федоров. «Когда китайцы желают кому-то зла, они говорят: «чтобы вам жить в эпоху перемен». Умные люди, правду говорят. Ничего хорошего в этой перестройке нет: променяли один союз на другой», – объясняет он.
Люди, выступавшие за независимость, мечтали о европейском будущем, но семье Федорова независимость Эстонии принесла нищету. Завод по обогащению урана, где он работал, в 1990 году остановили из-за вреда окружающей среде. «Несколько лет я был в частично оплачиваемом отпуске. Потом меня перевели на металлообрабатывающий завод, но платили молоком. Жена ездила в Украину, привозила мясо. Тяжелое было время», – вспоминает мужчина.
Статус неграждан в Эстонии
Политически и экономически ослабленная Россия не смогла удержать Эстонию: в августе 1991 года она стала независимой. В стране начались радикальные изменения ради быстрого перехода от тоталитаризма к демократии. Первое из них касалось гражданства.
Две трети жителей нового государства были этническими эстонцами и разговаривали по-эстонски. Остальные – в основном русские. Синий паспорт гражданина Эстонии можно было получить, если докажешь, что твои родители – этнические эстонцы, или же сдав экзамен по эстонскому языку, конституции и истории.
Для тех, кто писался эстонцем, говорит Андрей Федоров, поддержка независимости стала пропуском во власть: показываешь, что ты патриот, выступаешь против советской власти – тебе дают управлять. Зато, иммигранты и их потомки, которые не смогли или не захотели сдать экзамен, получили серый паспорт, с которым ни в органы власти баллотироваться, ни на руководящих должностях работать, ни даже голосовать нельзя. Таких людей, имеющих право жить и работать в Эстонии, но которые не принимают участия в процессах, в Ида-Вирумаа большинство.
«Как я могу выучить новый язык? – возмущается Андрей Васильевич. Он владеет только одним – русским, а эстонского не понимает. – Вот не дано мне, и все. Я живу в городе, где разговаривают только на русском – на работе, дома, в магазине, в больнице, в школе. Невозможно выучить язык, не применяя его в повседневной жизни».
Советской власти нет уже двадцать пять лет, однако есть люди, которые до сих пор живут в СССР. Они вспоминают о дешевой колбасе, но не про тотальный недостаток продуктов. Вспоминают свою яркую молодость, но не говорят об отсутствии свободы. Тоскуют по стабильности, но молчат о стагнации. Тоскуют по идеальному государству и думают, что все снова может быть как прежде.
Социологи составили обобщенный портрет советского человека, рассказывает социолог Оксана Михеева. Среди ее определяющих признаков подозрительность ко всему новому, неспособность оценить достижения, склонность подчиняться и разочаровываться, понимание бедности как добродетели, враждебность ко всему иному.
Ясляются ли такие люди угрозой для общества – в частности, украинского? Правильно было бы, как в Эстонии, отделить их особым статусом и игнорировать их взгляды на то, каким должно быть будущее государства? Или наоборот, следует приложить усилия, чтобы их ассимилировать? Очевидно, изоляция – не выход в государстве, где все граждане уже имеют паспорта одного цвета.
«Советский человек имеет шанс измениться и услышать, чем на самом деле был «коммунизм», – считает директор Украинского института национальной памяти Владимир Вятрович. – Не всегда можно назвать человека homo soveticus только за то, что он ностальгирует по прошлому. Все зависит от того, что именно он вспоминает». По мнению Вятровича, главное – не допустить того, что советскость будет передаваться в наследство новым поколениям. Поэтому следует не уподобляться старшим в знак уважения к ним, а пытаться объяснить, каким на самом деле была жизнь в Союзе, оперируя фактами.
Историк Ярослав Грицак считает, что люди с советским сознанием всегда будут жить рядом – «главное, чтобы оно существовало в латентной, а не активной форме». Ведь люди, живущие прошлым, не должны определять будущее страны. «Если Украина должна быть похожа на самолет, который взлетает вверх, – добавляет историк. – мы должны позаботиться о том, чтобы никто не уничтожал взлетную полосу».
По материалам: Главком | Вика Слобода
