При повороте на Марьинку виден длиннющий хвост автомобильной очереди - граждане Украины пытаются попасть в Донецк. Напоминает переезды через украинско-польскую границу: все недовольны, но очередь никто не оставляет, пишет Сергей Жадан для DW.
В СМИ вся эта наша линия фронта имеет несколько иной вид - неприступная железобетонная стена, за которой прячутся враждебные элементы. В жизни все сложнее - враждебные элементы отличить от не враждебных не так просто: у всех семьи, у всех проблемы, у всех бизнес, который не идет. Все живут своей жизнью, о политике стараются не говорить, особенно при военных.
Хотя вот застряли на переезде под Бахмутом (обновляют разметку на трассе, останавливают на час весь поток машин), и откуда-то из-за спины подходит водила в спортивных штанах и начинает ныть нам и военному, что стоит возле нас, что вот, мол, разве это власть, достала, мол, такая власть, не власть это вовсе. Хотя вам, - добавляет, осмотрев нас, - такая власть видимо нравится. На хрен пошел, - отвечает ему военный, и водила растворяется в воздухе.
Уже в самом Бахмуте знакомимся с владельцем книжного магазина. Два года назад он воевал, отвоевал свое и остался здесь, на Донбассе - открыл книжный магазин, ссорится с властью, продает украинские книги. Книг мало, книг нужно больше. Но их везде мало, их везде не хватает. Вот супермаркетов хватает, церквей хватает, а магазинов - нет.
В Старобельске с нами происходит такой случай. Приезжаем на вокзал с режиссером. Находим диспетчера, говорим - будем у вас кино снимать в следующем году, вагоны пассажирские нужны. Так нет вагонов, - отвечает женщина, - здесь ветка глухая, из Луганска прямо на Россию тянется, в Украину не заворачивает. От Луганска до границы всего два вагона и остались. Прицепили к ним дизель - возят пассажиров. А больше вагонов здесь и не найдете, - добавляет. - Разве что у сепаратистов попросите. Ага, - добавляет нам сбоку мужичок, что крутится у касс, - нет вагонов у них. Когда надо уголь через фронт вывозить - вагоны есть. Не может ваша власть без нашего угля, - добавляет.
Пересказываю позже эту историю своему однокласснику. Нашел, кого слушать, - говорит тот. - Такому чуваку что не скажи - он всем недоволен будет. Давай, - говорит, - я тебя лучше с нашими бизнесменами познакомлю. Это они фактически остановили здесь сепаратистов два года назад.
Второй год все спрашивают о настроениях на Донбассе. Насколько они изменились, насколько нет. А как можно вообще говорить про чужие настроения? Как их можно отслеживать эти изменения в настроениях? Вот у этого мужика, который боится власти и не доверяет военным, настроения, очевидно, не изменились - он и три года назад, подозреваю, никому не доверял. И к Киеву, подозреваю, всегда относился враждебно. Да и не был он, подозреваю, в Киеве ни разу. Поскольку дизель отсюда в Украину не заворачивает.
А для бизнесменов, которые останавливали сепаратистов, предполагаю, изменилось все. В корне, на уровне мировосприятия. Так же, как все изменилось для тысяч студентов, бюджетников, фермеров, силовиков: всех тех, кто два года назад столкнулся с необходимостью определиться - с какой стороны фронта им естественнее оставаться, за что они готовы сражаться и готовы ли они сражаться вообще. Вот для них изменилось все. И так, как было раньше, для них уже не будет.
И вот их настроения очень много весят. Поскольку за этими настроениями стоит не скепсис или приспособленчество, а осознание своих прав и обязанностей, готовность отстаивать свои убеждения, отсутствие страха, отсутствие уныния. Я не знаю, сколько их будет в процентах. Мне трудно говорить в процентах о живых людях. Но сталкиваешься с ними везде. Они здесь у себя дома. И ведут они себя так, как нормальный человек ведет себя дома - работы много, но за тебя ее никто не сделает.
По дороге домой разговариваем с ментами на блок-посту. Менты луганские. Откуда едете? - спрашивают, - со Станицы? Что там? Перемирие? - скептически хмыкают. Не верят, похоже, в перемирие. Меня, - рассказывает один, - жена просит сделать ей пропуск, хочет приехать. А где она у тебя? - спрашиваю. В Луганске, - объясняет он. - Сидит, ноет, как там плохо. Что, начинают понимать? - спрашиваю. Начинают, - соглашается он. - Они бы еще раньше начали все понимать, если бы в Киеве нормальная власть сидела.
Едем дальше, говорим между собой про эту странную войну - вот он стоит здесь, этот милиционер, служит своей стране, не изменил присяге, так сказать. А жена у него там, с той стороны. Хотя тоже, по большому счету, никому не изменила. Мужу так наверное. Для них тоже все коренным образом изменилось. Неожиданно появилось нечто новое, безнадежно исчезло что-то привычное. Жизнь продолжается себе дальше, продолжается по обе стороны фронта. Фронта, на котором пока что никаких изменений.
