Brexit, избрание Дональда Трампа, расцвет популизма, национализма и антисистемных партий вместе с антидемократическим регрессом в России, Венесуэле, Боливии, Филиппинах и ряде других стран заставили многих мыслителей поставить под сомнение будущее демократии в мире.
По этому в истории есть некоторые уроки, но их немного, потому что история современной демократии короткая. Несмотря на то, что ее зарождение длилось более двух столетий (можно сказать, что оно началось с английской революции XVII в.), собственно демократия существует едва столетие. Она установилась аккурат с Первой мировой войной (1914-1918), хотя некоторые пионеры, как Новая Зеландия и Австралия, ввели ее немного раньше. Несмотря на то, что некоторые комментаторы спорят относительно ее точного определения, под демократией мы понимаем политическую систему, при которой народ, в котором существуют различия только по возрасту, избирает своих руководителей; это означает всеобщее голосование обоих полов, которое осуществляется периодически.
Однако история демократии является интересной. Придуманная и названная древними греками (точнее, афинянами), она продлилась относительно недолго после IV ст. дохристианской эры. Римская республика установила полудемократическую парламентскую систему, которая вскоре дрейфовала в диктатуру и империю. С тех пор и до ХХ века. демократия пропала из истории, хотя где-не-где были некоторые попытки возродить ее. Чем обусловлен этот длительный перерыв на 23 столетия? Попросту тем, что ни философы, ни правители не верили в способность народов принимать мудрые решения в вопросах высокой политики. В конце концов, в пример древних Афин, результат первой демократии не был образцовым: он показал вопиющие ошибки, с которых чаще всего вспоминают смертный приговор Сократу, хотя было много других.
Возрождение демократии в ХХ в., в нашу эпоху, является продуктом столетней эволюции – введение парламентаризма и промышленная революция в Англии запустили два параллельных процесса: экономическое развитие позволило – через образование – накопить человеческий капитал у населения, а это подготовило его к для все большего участия в политике; это все большее участие расширяла устои парламентаризма, таким образом избирательные цензы увеличивались, пока не достигли всеобщего избирательного права. Вместе с тем экономический рост породил средний класс, голоса которого, отданные за умеренные партии, способствовали стабильности молодых демократий. Этот процесс, который постепенно развивался на протяжении XIX века, ускорился с началом Мировой войны и победой коммунизма в России. Успех демократии в межвоенный период был омрачен подъемом тоталитаризмов, что привело ко Второй мировой войне. Однако она завершилась победой демократий (и коммунизма). С другой стороны, экономический рост стер прежние классовые различия. В развитых странах подавляющее большинство жителей можно считать средним классом. Таким образом демократия стала политическим каноном – и большинство стран объявляли себя демократическими, хотя многие из них фактически ими не были. Казалось, мы приближаемся к «концу истории» (выражение Френсиса Фукуямы), в котором преобладающее большинство населения жило бы при демократии, наслаждаясь покоем и достатком, что их поддерживают верховенство права и государство благосостояния.
К сожалению, все было не совсем так. Во-первых, много современных государств только называются демократическими. Они пытаются сохранить видимость, но выборы у них не являются свободными, разделения властей нет, государственное руководство не уступает свои должности добровольно, а скорее прибегает к всевозможным уловкам (часто сопровождаемых насилием), чтобы увековечиться. Кроме того, существуют широкие слои населения мира, которые отвергают демократию, важнейшими из которых являются радикальные исламистские движения (Аль-Каида, Исламское государство), которые считают ее чужой и враждебной их культуре системой. Одним из крупнейших мировых конфликтов ныне есть столкновение между Западом и этими антизападными движениями, большинство из которых противопоставляет теократию демократии.
И даже в самой демократической сфере все не так идиллически, как думалось поколения назад. В странах с безупречным правлением появились движения, которые ставят под сомнение основы сосуществования, которые до недавнего времени казались такими, что не подлежат изменениям. Именно их я имел в виду в первом абзаце этой статьи. Дело в том, что сама сущность демократии делает ее очень хрупкой системой, которая может порождать саморазрушительные тенденции. Одной из них является искушение самоубийства; имели место случаи демократического самоубийства, о которых помнят все: это случается, когда голосуют за руководителя, который настроен ввести автократичное государственное управление. Так случилось с Гитлером в Веймарской Германии в 1932 г., или в Аргентине с Перроном, или в Венесуэле с Уго Чавесом. Было много других примеров.
Демократии являются стабильными, пока их большинства чувствуют себя довольными, уверенными и не намерены голосовать за кандидата или партию, которые угрожают стабильности системы. Но общества забывчивы – и когда чувствуют, что их благосостояние в опасности, склонны поддаваться пению популистских сирен и протестовать против политического режима, которому стольким обязаны. В коллективном поведении существует тенденция воспринимать как должное определенный уровень благосостояния и даже постоянное его повышение, поэтому пауза в этом росте порождает мятежный движение, которое обычно приводит к ситуациям нестабильности, которые могут поставить под вопрос сами основы демократии. С другой стороны – и именно через эту коллективную потерю памяти – дети тех, кто благословлял и уважал приход демократии, уже не чувствуют этого запала; часто они, наоборот, испытывают неприязнь и отвращение к институциям и готовы обернуть все в прах, когда считают себя жертвами обезличенных сил рынка. Этим объясняются такие явления, как Брекзит, трампизм, национализм, популизмы и другие демократические отклонения.
С другой стороны, редко случается, чтобы демократия порождала исключительных руководителей. Сейчас очень часто слышны голоса, которые сетуют, что у нас нет лидеров, как Черчилль или де Голль. Конечно, Кэмерон и Олланд – ничто по сравнению с теми великанами. И дело в том, что столь исключительные фигуры были порождением исключительных обстоятельств, которые нуждались в отважных и отчаянных решениях. Сейчас побеждают серые политики, которые не ведут за собой, а еле волочатся в поисках короткого дриблингу, что его им диктуют опроса общественного мнения. Или те, панацеей которых является возврат в значительной степени мифическое и нереальное прошлое – как в случае с Трампом, каталонскими и баскскими националистами, французскими и немецкими популистами или английскими изоляционистами. Выживание демократии потребовало бы другого типа лидеров – руководителей, которые не добивались бы подобострастно переизбрания. Может, было бы лучше принять более длинные сроки полномочий без права переизбрания, по крайней мере немедленного. Или, как в США, позволять только одно переизбрание.
Как и любое человеческое творение, демократическая система имеет серьезные изъяны. Те из нас, кто, вопреки всему, верит, что она является лучшим из худшего, должны обдумать, как ее реформировать, чтобы спасти. Обновиться или погибнуть, как погибла афинская демократия.
Автор: Габриэль Тортелья, экономист и историк для El Mundo
