Статус немецкого в XIX веке был таким (среди европейцев в целом и евреев в частности), что отец сионизма Теодор Герцль предложил когда-то сделать его официальным языком будущего Израильской Государства. Тогда верх взяли все же поборники иврита.
После Холокоста немецкий вообще презирали. Но времена меняются. 14-15-летние израильтяне, возвращаясь в школу после летних каникул, впервые могут выбрать немецкий как иностранный. Сегодня эту опцию предлагают пять государственных школ, но их будет больше. Немецкий приобретает популярность и среди взрослых израильтян, и не только среди двадцати с лишним тысяч, переехавших за последние годы в Берлин. Это отражает глубинные изменения в менталитете.
Через 50 лет после того, как Израиль и Германия установили дипломатические отношения, 70% израильтян положительно относятся к этой стране. Об этом свидетельствуют результаты опроса, проведенного Фондом Конрада Аденауэра. Многие считают немцев честными и надежными. Исследования свидетельствуют, что эту мысль поддерживают везде, за исключением разве что Греции (по крайней мере в последнее время). А это означает, что в области мягкой силы Германия одержала крупную победу. Автор упомянутого термина, политолог Гарвардского университета Джозеф Най в 1990 году определил мягкую силу как способность страны поддерживать свой авторитет на международной арене не «жесткой» (военной) силой, а убеждая других поступать так, как она желает. В частности, через культурную привлекательность, коммерческую, гастрономическую, идеологическую, а также языковой.
Немцев, которые до сих пор не могут смириться со своим темным прошлым, ужасно радует любая популярность. Они перестали доверять жесткой силе после 1945-го (даже слишком, скажут союзники Германии по НАТО). Многих из них огорчает политическое доминирование страны в Европе во время кризиса еврозоны. Экономические победы и мягкая сила — вот (почти) все, что они считают нужным позволить себе. И они это имеют. Британский журнал Monocle составляет рейтинги мягкой силы стран. Германия неожиданно победила в 2013-м и заняла второе место в 2014-м, втиснувшись между англоязычной Америкой (номер один в рейтинге) и Британией.
Как и в вопросе про курицу и яйцо, язык одновременно и отражает, и порождает мягкую силу, говорит Ульрих Аммон, автор книги «Статус немецкого языка в мире», вышедшая в этом году. По количеству носителей языка немецкий занимает 10-е место. Но они четвертые по объему выпускаемой продукции (вместе с австрийцами, бельгийцами, жителями Лихтенштейна, люксембуржцами, швейцарцами и т. п). По данным Аммона, немецкий также четвертый по количеству человек, которые его изучают: он отстает только от английского, китайского и французского и примерно на одном месте с испанским. Сейчас немецкий изучает около 15,5 млн человек — на 4% больше, чем пять лет назад.
В медленном мире языков это резкий подъем, говорит Аммон. Общий рост особенно впечатляет на фоне уменьшения количества учащихся и студентов в России, где постепенно сошли на нет привилегии, которые в годы холодной войны немецкий имел перед английским. Быстрее всего интерес растет в Африке, Азии и Восточной Европе (особенно на Балканах). Много кто изучает его просто для того, чтобы получить лучшие карьерные возможности. Кое-кто надеется на работу в Германии, где в некоторых отраслях наблюдается нехватка рабочей силы из-за сокращения населения. Другие хотят сотрудничать со знаменитыми немецкими экспортерами. Одновременно растет интерес и к немецкой культуре.
Правительство Германии пытается поддержать эту тенденцию. Но по сравнению, скажем, с Китаем, который агрессивно навязывает свои Институты Конфуция, Германия кажется здесь робкой. Она не разделяет назойливой одержимости Франции относительно защиты государственного языка. И когда в последней заговорили о реформе школьного образования, попутным результатом которой должно стать сокращение часов изучения немецкого языка, официальный Берлин просто что-то пробурчал в ответ. Немецкий почти нигде не изучают сегодня как первый иностранный. Немецкие чиновники просто надеются, что как-то удастся увеличить количество мест, где его преподают как второй или третий язык.
Более того, рядовым немцам, похоже, неинтересно навязывать свой язык другим. Экспатрианты в Германии, которые с энтузиазмом взялись осваивать язык, жалуются, что много местных жителей обычно отвечают на английском. И даже когда немцы «шпрехен дойч», он такой насыщенный англицизмами, что пуристы жалуются на распространение суржика-денглиша. (Хотя здесь надо остерегаться «ложных друзей»: Handy в немецком означает не «удобный», а «мобильный».)
Еще раньше сетуют, что немецкий слишком тяжелый, чтобы с ним заморачиваться. В 1880 году Марк Твен жаловался в своем эссе «Этот ужасный немецкий» на то, что роды существительных (когда «девушка» среднего рода, а «редис» — женского) — это что-то на грани извращения. А существительные — это «не слова, а целые азбучные процессии». Небезосновательно Марк Твен предложил, чтобы этот язык «привели в порядок и поправили».
Но расчетливые немцы не послушали его советы (много кто считает, что изменения в правописании, введенные в 1990-х, только навредили). И, к счастью, дело не такое безнадежное, как считал Марк Твен. Немецким можно овладеть благодаря четкой орфографии и произношению. А вот английский с его вечно меняющимся написанием и порядком слов, на первый взгляд, может, и легче, а на самом деле коварнее.
Хитрые лингвисты?
Очевидно, когда больше людей разговаривают на ее языке — это плюс для страны. В лучшем случае эта речь превращается в лингва франка, как английский. Немецкий ею никогда не станет. Но расширение его применения все-таки имеет свою пользу. Оно помогает все большему количеству людей со всего мира работать в Германии, а стране, которая стареет, это нужно.
Свободное владение языком все чаще помогает иностранцам понять, как мыслят немцы. Например, оно может передать морализаторский подход немцев к долгам (Schulden): это слово этимологически близко к слову «вина» (Schuld). Сосок на немецком будет Brustwarze, буквально «грудная бородавка», возможно, это свидетельствует о сдержанности в любовных делах. Но ни один другой язык не сравнится с немецкой в способности описать Fahrvergnügen (удовольствие от вождения авто).
