Когда речь идет об инвестиционных объектах, стартап из Силиконовой долины, который выходит на рынок с IPO, видится куда более привлекательным, чем консорциум, планирующий построить три тюрьме где-то во французской глубинке.
Но, несмотря на нехватку лоска, такие вложения жизненно необходимы для роста экономики. Банки уже не проявляют большого интереса к финансированию инфраструктурных проектов. Могут ли другие инвесторы залатать эту дыру, спрашивают в The Economist.
Европейские банки, которые ранее доминировали в финансировании таких инициатив, сейчас заняты восстановлением своих истрепанные кризисами балансов. Тем временем Базель-III - новые правила регулирования в банковской сфере - отбивает у них охоту выдавать долгосрочные кредиты, необходимые для инфраструктурных проектов. Единственное исключение - японские банки, которые имеют более солидные балансы и страстно стремятся пускать деньги в дело.
Банки не только боятся давать долгосрочные кредиты, а еще и не хотят брать на себя столько рисков, как раньше. Если когда-то они были рады кредитовать 90% затрат на строительство крупного проекта, как платная автомагистраль в США, то сейчас доля желающих уменьшилась примерно до 70%. Итак поручители все чаще вынуждены искать собственные средства.
Затем углубляется пропасть между суммами необходимых и реальных инвестиций в инфраструктуру. По подсчетам консультантов Глобального института Маккинзи, к 2030 году сооружение и техническое обслуживание всех путей, электростанций, трубопроводов и т.п. в мире будет стоить $57 трлн. Это больше, чем стоимость нынешней инфраструктуры. По некоторым оценкам, сейчас затраты на нее составляют до $2,7 трлн в год (около 4% стоимости мирового объема производства), а нужно $3,7 трлн.
Читайте также: Конец западной монополии на экономический прогресс
В условиях дефицитности средств государство не может платить за все, на что их не хватает. Это создает возможности для новых игроков. Долгосрочные инвесторы (например, страховщики и пенсионные фонды) готовы делать перспективные вложения в инфраструктуру. То же самое можно сказать про благотворительные и суверенные инвестфонды. Эти финансовые гиганты имеют свыше $50 трлн, которые можно вложить. Никто не говорит, что они должны пустить всю эту денежную массу на латания дыры ($57 трлн). Но сейчас в инфраструктурные проекты инвестируется лишь 0,8% их активов. Этого мало, учитывая факт, что обязательства инвесторов по выплатам такие же долгосрочные, как и поступления от инфраструктурных проектов.
К тому же инвестиции в проекты, за которыми стоят реальные активы, обеспечивающие более высокие доходы, чем деньги, вложенные в корпоративные или государственные облигации. Финансовые инструменты инфраструктурных проектов обычно защищены от инфляции и предлагают стабильную прибыль, имеют низкую волатильность, а стоимость их мало зависит от других классов активов. Они неликвидны, но это не должно беспокоить тех, кто планирует держать их несколько десятков лет.
Оптимисты уже говорят о зарождении нового класса активов. Долгосрочные инвесторы налетают на кредиты под инфраструктурные проекты, ранее выданные банками, или пытаются выделять аналогичные займы сами. Банк Natixis, например, выдал €300 млн ($417 млн) на строительство трех французских тюрем. Почти €100 млн из суммы кредита сразу пойдет на баланс бельгийской страховой компании Ageas.
Такие схемы набирают обороты. Территорию многих банковских групп занимают институциональные инвесторы. Выпуск облигаций под инфраструктурные проекты резко увеличился. По данным аналитико-консультационной компании Preqin, частные инвестиционные фирмы собрали на инфраструктурные проекты $250 млрд (10 лет назад эта сумма составляла всего $9 млрд). Инвестиционная компания Blackstone, например, одна из тех, что финансировали проект строительства гидроэлектростанции в Уганде, которая производит половину электричества страны. Проект обошелся в $900 млн.
Читайте также: Восстановление демократии. Основные рецепты
Привлечение частных инвесторов имеет еще и другие плюсы, кроме того, что перекладывает часть долгового бремени с плеч государства на частные (в этом заключалась фишка многих не слишком успешных инициатив в Британии, связанных с бюджетными средствами). Уже упомянутые три тюрьмы во Франции построит подрядчик, который, например, будет иметь риск, если превысит смету. В отличие от апатичной местной власти, привлеченные компании-подрядчики будут очень заинтересованы в том, чтобы вовремя сдать объект, ибо только тогда получат оплату. Если эксплуатация объектов окажется дороже, чем ожидалось, пострадают инвесторы. То есть строгие законы частного сектора смогут снизить стоимость услуг в государственном.
Однако переход от финучреждений к другим вкладчикам не может быть безоблачным. Схемы, которые идеально подходят банкам, не всегда нравятся новым инвесторам. Страховые компании и пенсионные фонды часто недолюбливают такие «проекты с нуля». Кроме задержек со строительством и перерасходов они еще боятся, что активы окажутся не такими выгодными, как рекламировалось. Много внимания они уделяют обычным проектам (например, строительству дорог и других простых и понятных объектов) в стабильных регионах вроде Европы. Инвестиции в 30-летние проекты где видятся большинства слишком рискованными.
Главная проблема для вкладчиков - нехватка подходящих проектов. В Старом свете достаточно капитала, но дефицит объектов для его инвестирования. А для правительств, стремящихся обеспечить рост экономики своих стран, ключом к более активному развитию такой желанной для них инфраструктуры может стать эффективнее планирования.
