Несмотря на весь постмодернизм, базовые европейские представления о мире являются очень консервативными. И одной из самых консервативных категорий является понятие суверенитета. То есть традиционной полной власти над какой-то территорией и самостоятельности этой власти, которая исходит от суверена, от которого начинается и которым заканчивается ответственность за собственность и безопасность всех, кто находится под опекой и в распоряжении суверена.
Как это ни прискорбно, но независимость и суверенитет не является одним и тем же. Еще обиднее, что независимая Украина согласно тех же глубоких европейских соображений все еще не является суверенным государством на окраине Европы.
Наша героическая история в этом смысле является не опорой, к которой можно уповать в самоутверждении, а скорее наоборот. Историей украинцы не сумели воспользоваться после Первой мировой войны, чем уменьшили ее значения для будущего обретения суверенитета. Теперь для этого остается уповать на повстанческом происхождении собственного права на существование и приложить всех сил, чтобы по-настоящему легитимизировать украинскую власть, которая властью не является в традиционном смысле, ибо не может быть ответственной за то, что творится на этой территории.
Это очень трудно понять, очень трудно с таким согласиться, но для обретения суверенитета украинскому обществу стоит бороться не против власти, а за эффективность и ответственность всей властной пирамиды. Ведь источником суверенной власти является в нашем случае украинский народ. Зато украинская демократия уже два десятилетия остается на той стадии, которая делает демократию вредной. У нас есть этап делегирования своей индивидуальной доли власти, но мы лишены возможности ответственности за нее.
Поэтому у нас не может быть суверена. Ибо суверен есть прежде всего гарантом, залогом защиты прав в обмен за выполнение обязательств каждого, кто согласился с сувереном. Для суверенитета нужен общий договор, который бы не нарушался. Нужна — как говорили у нас когда-то — общность.
Первыми шагами должны быть реальные реституция и люстрация. В широком понимании, но настоящие. Реституция — это установление прав собственности. В нашем случае трудно проводить такую реституцию, которая была в других странах Восточной Европы. Есть много препятствий. Даже разное время пребывания в УССР в таком случае привело бы к отчетливому разделению Украины еще и по реституционному признаку. Но все же без реституции не обойтись. Не может быть никакого национального договора, если не пересмотреть результаты постсоветской приватизации. А люстрация — это залог верности суверену при суверенитете. Люстрированный не скрывает и люстрированный обещает придерживаться договора.
И вот проблема заключается в том, что это нужно сделать самим. Без ничьей помощи, без чьего-либо требования. Именно так можно обрести суверенитет и стать уважаемой страной.
Потому что на самом деле никому, кроме нас, этот суверенитет не нужен. Украина как бандитское государство вполне устраивает все другие суверенные государства. Больше всего, в чем заинтересованы другие, — чтобы здесь был хоть какой-то порядок. Если он бандитский, то пусть будет бандитским, лишь бы кто-то держал все это вкупе и без новых эксцессов. Понятно, что ничего большего ожидать от банды не следует. С ними и говорить не о чем. Кроме того, чтобы держать, она ничего не может сделать, потому что содержание и грабеж — это не то же, что иметь суверенную власть.
В этом смысле симпатична Украина является гораздо более сложной проблемой для консервативной Европы, чем воинственная суверенная Россия. И про ту симпатичную Украину все еще помнят как про естественную сферу интересов российского суверена. Этого пока достаточно для минимального полного знания о том, чем на самом деле есть в мире Украина.
В ожидании украинского суверенитета мировые консерваторы тем временем просто дают украинской банде деньги (как Россия платит Чечне), чтобы независимая Украина продержалась еще некоторое время. Побыла в резерве до тех пор, пока суверены не решат, на что она может пригодиться. Или — это было бы чудом — сама стала суверенной и общной. А тогда с ней можно бы было как-то нормально говорить.
Автор: Тарас Прохасько
