Об особенностях донецкого феодализма, про начало сепаратистского захват шахтерского края и про наиболее рациональный формат «особого статуса» Донбасса – в беседе с политологом, журналистом и преподавателем из Донецка Сергеем Стукановим, который вынужден был покинуть Донбасс и сегодня живет во Львове.
– Сергей, расскажите, как Вы вынуждены были покинуть Донбасс, при каких условиях и когда это произошло?
– Как только русские зашли в Крым, как только начались процессы аннексии полуострова, мне сразу дернуло в сердце, и несколько дней была депрессия, которая пришла на смену подъему после Революции достоинства. Изучая историю, я знал: если русские заходят на какую-то территорию, то быстро оттуда не выходят. Как пример – война в Афганистане длилась десять лет. Я понял, что в ближайшие годы Украина не будет контролировать часть своих территорий. Соответственно, после того молниеносно развивались процессы в Крыму, было желание помешать такому же сценарию у нас, в Донецке. Подобные варианты в начале марта пытались расшатать и в Харькове, Николаеве, Херсоне и Одессе, но, к счастью, там это предотвратили. Зато в Донецке местная власть и местные силовые органы были полностью деморализованы и вполне, я бы сказал, массово подверглись измене. Иначе говоря, они не имели на уме защищать соборность, а действовали наоборот, по сценарию, который был написан в Москве. Проукраинские митинги, которые прошли в марте-апреле, довольно грубо разгоняли, а на безоружных, беззащитных украинских патриотов налетали титушки с битами и палками.
– Это были местные ли это были россияне, привезены какие-то «туристы» из Ростова?
– Я думаю, что это были и местные, и привезенные. Местные однозначно были. Еще с января 2014 года на наш донецкий Евромайдан, хотя он был немногочисленный, свозили «титушок» и гопоту с близлежащих городов, хотя были среди них и жители Донецка. Когда стало понятно, что мирные митинги за мир, за дружбу «не срабатывают», то дончане начали постепенно выезжать. В апреле-мае это еще не были массовые выезды, но массовые начались после активной фазы АТО, после 26 мая. На то время уже были реальные и угрозы, и угроза жизни, уже был убит депутат Рыбак, было понятно, к чему все идет.
– В каком месяце Вы покинули Донецк?
– Я покинул Донецк в начале июля 2014 года, то есть я там досидел до отпуска и 3 июля уехал. В июле началась достаточно активная фаза АТО, наши войска атаковали, почти окружили Луганск, почти разъединили донецких и луганских сепаратистов. Летом я еще имел надежду, что Донецк может быть освобожден.
– По Вашему мнению, почему именно в Донецкой и Луганской областях удался сепаратистский проект, а не в таких же русскоязычных Харьковской или Одесской областях? Ведь Харьковщина также имеет границу с РФ, а весной 2014 года там происходили пророссийские митинги.
– Думаю, проблема в том, что Донбасс долго был феодом, то есть корпоративной собственностью регионалов. Там были какие-то разногласия между людьми Януковича и Ахметова, но они составляли одну монопольную корпоративную систему. Эти люди полностью контролировали регион, там не было никакого натурализма – в политическом смысле, они решали и держали все. В Харькове же на примере любых выборов, несмотря на то, что Партия регионов доминировала, все-таки альтернативная мысль была. Возможно, на уровне 25%, возможно – 30%, но всегда присутствовала. Были разногласия в Харькове между линией Кернеса и Авакова, иначе говоря, регион не был контролируемый одной группой. Зато Донбасс такая группа контролировала от конца 1990-х, когда был убит Щербань. Сегодня это называют словом «лизинг» – по сути, регион отошел одной финансово-промышленной группе и существовало своего рода соглашение с Киевом о разделе сфер влияния. Мы называем это системой с признаками феодализма, потому что это именно феодальный тип владения – когда какой-нибудь феодал, сюзерен имеет в своем васалитете целый регион. Они держали металлургические производства, держали шахты и химическую промышленность, все то, что продавалось за границу за большие деньги. Соответственно, они быстро накопили капиталы. Им удалось начать скупать все облгазы, компании Ахметова ДТЭК удалось выйти на киевский уровень и после этого направить на Донбасс еще больший поток денег. В регионе они консервировали политические взгляды, консервировали ментальность, поощряли советские установки и тормозили проникновение в регион украинских идей.
Донбасс был достаточно изолированным регионом. Например, День шахтера, день города Донецка, который отмечается через несколько дней после дня Независимости, считался в регионе более важным праздником. День независимости отмечали чисто формально: поставили сцену, потанцевали каких-то два культурные коллективы, которых никто особо не замечал, а через несколько дней начинался просто фурор. На День шахтера приезжали известные музыкальные исполнители: «Океан Эльзы», Ани Лорак, «Бумбокс», но чаще всего приезжали популярные артисты из России. Поэтому, собственно, здесь им и удалось, в отличие от Харькова. Они контролировали и силовые органы, и пограничников, и все остальные были под ними. И когда была команда «мы не мешаем "Русской весне"», а «мешаем Евромайдану», то так и произошло.
Когда я в апреле-мае 2014 года проходил мимо оккупированной донецкой ОГА, то у меня вопрос: когда наконец кто-нибудь начнет их штурмовать? Но Киев повел себя мягко за то, что сдерживали и наши западные партнеры, и страх спровоцировать Россию на еще более радикальные действия. Считалось, будто штурм ОГА сразу даст россиянам повод ввести танки. И, пользуясь этим, местные донецкие элиты шантажировали Киев. Они хотели какого-то соглашения с Киевом о том, что все останется, как при Януковиче: никто не тронет собственность, никто не будет вмешиваться в их внутренние дела. Поэтому донецкие элиты использовали «русскую весну». Но «русская весна», что называется, использовала их.
– Выходит, донецкие сепаратисты сами стали жертвами «русской весны» и, не ожидая катастрофических последствий, хотели использовать россиян в своих интересах?
– Думаю, они так же рассматривали разные варианты. Сначала использовали и частично стали их жертвами. Часть из них надеялась, что все пройдет мягко и гладко, как с Крымом. Они действовали ситуативно и у них были разные варианты: или мы договариваемся с Киевом на определенных условиях, на которых Киев договариваться не хотел, то есть чтобы все оставалось по-старому. Или мы проводим референдум, делаем видимость законности и идем по крымскому сценарию. Так не произошло, поэтому часть из них потеряла сегодня капиталы: их шахты и металлургическое производство закрывается. Но часть из них и сейчас хорошо «пасется». Если раньше на Донбассе был феодализм с «добрым лицом» (дончане имели едва ли не самые высокие зарплаты после Киева в Украине), то теперь там феодализм в его худшем варианте, чуть ли не рабовладение.
– Сегодня говорят об особом статусе Донбасса. Как считаете, нужен ли сегодня шахтерском крае такой статус и в каком формате?
– Там не может быть никакого особого статуса. Особый статус будет означать законодательное или даже конституционное закрепление этих феодальных владений, а теперь уже даже не феодальных, а военно-уголовных. Конечно, что Украина в здравом уме не может этого сделать, пока мы эти регионы не освободим. Уже почти два года продолжается период оккупации, и неизвестно еще, сколько он будет длиться. Любая оккупация не может пройти бесследно – люди там агрессивно настроены к Украине. Поэтому должен быть определенный переходный период для региона, но такой, который не предоставляет каких-либо эксклюзивных прав, а наоборот, кое в чем их ограничивает на определенное время. Сегодня дискутируется проблема ограничения в избирательном праве или ограничения в пассивном избирательном праве для тех, кто сотрудничал, организовывал деятельность оккупационных администраций. Причастным к сепаратизму людям стоит ограничить и активное избирательное право, то есть право голосовать, и пассивное, то есть невозможность для них быть избранными.
Внешнее управление из Киева было бы закономерным. Но это прежде всего наши желания, а на практике, скорее всего, будет наоборот. Если этот регион будет реинтегрироваться в Украину, то, скорее всего, значительная часть коллаборационистов останется на своих местах. Даже если на уровне законов регионы будут интегрироваться как обычные области, то они будут скорее анклавами и неконтролируемыми структурами.
В общем оснований для предоставления Донбасса какого-то особого статуса, автономии абсолютно никаких нет. Более того, это было бы даже преступно. Регионам, которые подняли идею соборности, поблагодарить расширением прав – это просто была бы катастрофа для всей Украины. Тогда бы все другие регионы почувствовали абсолютную несправедливость. Один из тех моментов, которые больше всего раздражает, когда в декабре суд оправдал бывшего мэра Дебальцево Проценко – при том, что есть видео, где он призывал к сепаратизму, где он организовывал референдумы. Больше всего возмущает, что тысячи людей воюют, волонтеры десятками тысяч обеспечивают фронт, держим линию обороны, а потом человек, который привел ко всему этому, остается безнаказанным. Но у нас, к сожалению, сегодня беззубые суды, беззубые правоохранительные органы и, как не обидно, надо готовиться к тому, что все это будет массовым явлением, к сожалению. Даже если мы освободим территории, эти все люди снимут сепаратистские флаги, эти тряпки положат себе в ящик и будут дальше изображать из себя лояльных к украинскому государству.
– Каким видите решение проблемы войны на Донбассе и перспективы существования ДНР-ЛНР?
– Есть два варианта. Первый вариант: Россия будет очень серьезно страдать, ведь эти создания держатся сугубо на российском присутствии. Если россиянам очень сильно будет припекать экономическая ситуация и цены, они пойдут на формальное выполнение Минских соглашений. Тогда россияне дают провести выборы, но, скорее всего, они не согласятся на передачу контроля над границей, на вывод войск. Даже если Минские соглашения будет выполнено, Украина только формально восстановит власть. По факту же эти регионы останутся под контролем россиян. Но более вероятным является сценарий, по которому россияне не будут выполнять Минских соглашений, и тогда это продлится еще несколько лет в некоем замороженном состоянии: ни война, ни мир, по примеру Приднестровья. Тогда все будет зависеть от процессов в России. Если в РФ начнутся дезинтеграционные процессы, как отмечают некоторые геополитики, то эти донбасские образования без России будут нежизнеспособны, они мертворожденные. Но есть опасность, что мы еще долго будем пережевывать, переваривать эту идею уникальности Донбасса. Если будут доминировать такие реконструкторы, как Гиркин, которые пытались, как некрофилы, собрать воедино тело совка (сейчас, например, они возрождают советскую пионерию), то это означает абсолютный взгляд в прошлое, абсолютную бесперспективность. Единственный наш основополагающий плюс – если мы все-таки смотрим не в прошлое, а в будущее. Там мы видим свободную экономику, а следовательно, Европу, а не Россию. А если мы видим Европу, то тогда нет другого выхода, кроме как быть с Украиной.
Сергей Стуканов – общественный деятель, историк, политолог, журналист и преподаватель гуманитарных дисциплин. Родом из Донецка. Основатель и руководитель Украинского разговорного клуба в Донецке. Председатель донецкого отделения движения «Пространство свободы». В 2014 году как проукраинский активист вынужденно переселился из Донецка. Живет во Львове. Руководитель проектов украинского фонда «Общественное мнение».
По материалам: Захид.нет
